— В коме.
— Ты ненормальный.
— Поторопись, у нас всего несколько минут. А то я сам начну раздевать тебя, потом одевать… и тогда мы точно непростительно задержимся. Вот это будет сущая наглость.
Катя взяла коробку, помялась некоторое время, но, решительно выдохнув, все же пошла в гардеробную. В самом деле, раз выпала такая прекрасная возможность, почему бы не подразнить Крапивина? Примерит она его подарок, конечно, примерит…
Справившись с молнией, быстро сдернула с себя платье и достала из коробки бюстгальтер. Такая красота, что в руки брать страшно. Впервые в жизни Катерина чувствовала себя такой растерянной, не в силах определиться, какие чувства захватили ее в тот момент, когда увидела подарок — французское белье «от кутюр» ручной работы. На тончайшем кружеве искусно вышитые черные цветы, присыпанные бриллиантовой росой. Невероятно изящно, нежно и завораживающе. И безумно дорого. Боялась даже представить, сколько это стоит.
Нельзя сказать, что подаренное Димой белье ей не понравилось, но и утверждать, что оно привело ее в полнейший восторг, не могла. Слишком интимно и с вполне определенным намеком. Хотя все в духе Крапивина, он всегда делал ей очень дорогие подарки.
Руки дрожали, когда она застегивала золотую застежку. Замочек щелкнул, Катя вздохнула и усмехнулась: ну надо же, сидит как влитой, точно по ней шили. Дима угадал с размером, не ошибся.
Разумеется, Катерина не собиралась появляться в спальне в одном нижнем белье, поэтому накинула платье-свитер, которое и собиралась надеть на игру — мягкое, удобное, спереди на пуговицах, с кожаным шнурком вместо пояска.
Выйдя из гардеробной, застыла перед Димой. Тот со спокойным видом сидел на кровати, видел Катино смущение, и оно ему нравилось. Девушка должна уметь смущаться. Шаурина, к счастью, еще не разучилась это делать. Чем дольше длилась пауза, тем больше розовели ее щеки. Наконец тонкие пальцы стали расстегивать верхние пуговицы платья. Двух хватило, чтобы обнажить плечи, еще одной — чтобы спустить платье до пояса.
Дима вздохнул и за руку притянул Катю к себе. Она, не сопротивляясь, села ему на колени. Его пальцы, едва касаясь, провели по линии ключицы и замерли. Будто Дима не решался позволить себе большее…
Они поцеловались, спонтанно потянувшись друг к другу. Жарко и голодно прижались губами. Это была жажда, которая мучила обоих с тех самых пор, как соприкоснулись взглядами и словно руками друг друга потрогали. Сегодня Дима, конечно, поцеловал ее в щеку, обнял, но это было быстро — ровно столько, сколько требовал этикет.
Больше всего Катя боялась, как бы Крапивин не пропустил ее день рождения. Но он появился. Да с таким подарком, от которого ладошки холодели.
— Поехали куда-нибудь, к черту эти игры, — предложил он и заметил, как в глазах Катерины мелькнуло желание согласиться. Показалось, что сейчас она скажет «да». Рука его скользнула от колена вверх к бедру, и пальцы дрогнули, обжегшись о нежную кожу над ажурной резинкой чулок.
Катя скинула с себя его руки.
— Раньше надо было договариваться, до того, как мы все запланировали Целая толпа народа ждет. Как я теперь отменю все?
— А не надо ничего отменять, пусть развлекаются.
— Угу, на моем дне рождения и без меня.
— Зачем ты им нужна? Веселье организовала, пусть теперь веселятся. — Снова залез ей под платье.
— Дима, прекрати. Все, иди, мне надо переодеться. — Попыталась встать, но он не позволил.
— Как я могу прекратить, если ты меня провоцируешь?
— Я тебя провоцирую?
— Конечно. Своим удовольствием провоцируешь. Тебе же нравится. Я знаю.
Выше резинки чулок его пальцы не поднимались, но этого хватало обоим, чтобы забыть, как дышать. Он начал целовать ее шею, и Катя умоляюще прошептала:
— Дима, иди… Давай после квеста уедем. Вот сыграем в прятки и сразу уедем…
— Наконец-то ты дошла до этой здравой мысли. — Натянул платье на ее плечи и поправил длинные волосы.
— Крапивин, как ты без меня жил все это время? — Тут же принялась застегивать пуговицы.
Он вздохнул и поднял ее со своих колен.
— Только чулочки оставь, не снимай. — Одернул бежевый пиджак и шагнул к двери.
— Я запомнила, что ты мне не ответил.
По его лицу тенью пробежала какая-то мысль. Будто собирался ответить, но потом передумал.
— Потом скажу. Сейчас точно не время.
Своего восемнадцатилетия Шаурина ждала с особенным чувством. Казалось, в этот день произойдет нечто удивительное. Но, открыв глаза рано утром двадцать четвертого ноября, она, к собственному прискорбию, не ощутила ничего подобного. И вообще праздника не ощутила. Только позже, когда со всех сторон посыпались поздравления и пожелания, всколыхнулась в груди радость. С Димкиным появлением радость стала горячее. Ярче. Так и клубилась в груди, вырываясь то смехом, то мокрым взглядом. Никогда не считала себя сентиментальной особой, но, если все вокруг пронизано весельем, любовью, щемящей добротой, поневоле расчувствуешься.
Однако без воодушевления Катя ждала начала квеста в реальности «Прятки в темноте». Душа рвалась смотаться куда-нибудь с Крапивиным, а совесть не позволяла.
— Ни разу не участвовал в таком абсурде.
— Пора попробовать, Дима. Иногда из абсурда что-то дельное выходит, — приободрил Ваня.
— А я не люблю такие игры и вообще не понимаю, какой смысл бегать друг за другом в темноте.
— Смысл в эмоциях, в ощущениях. Ты только представь…
— Нет, Катрин, не представляю. Я визуал, для меня эмоции — это цвета, краски. В темноте — какие эмоции?