На краю неба (СИ) - Страница 51

Увидев свое фото на экране, Катя не смогла сдержаться и слабо хлестнула Крапивина по щеке, выронила телефон из рук. А Дима не прореагировал — ни словом, ни жестом. Только губы плотнее сжал. Она шарила у него в карманах, а он стоял, как скала! Холодный, как всегда, непробиваемый.

— Фотография, Дима… ты даже… — Катя прикрыла рот ладонями, точно пытаясь окоротить лёт слов. Поймала себя на том, что начала нести какую-то бессмыслицу, стала задавать глупые вопросы, ответ на которые ей уже не нужно знать. Не нужно ничего слышать. Потом она развернулась к нему спиной, боясь разговориться. Ее плечи мелко затряслись. То ли от смеха, то ли оттого, что заплакала. Дима тронул ее за плечо, Катя резко повернулась к нему, а он не убрал руку. Так и замерли они в неловком полу-объятии. Кривоватая улыбка появилась на ее лице.

— Ну, давай, Крапивин… Тебе же хочется… на прощанье.

Дима так и застыл — не обнимая, но и не отталкивая — обратив взгляд в ту сторону, куда ушла Юлия Сергеевна. Заметив у Кати на шее — чуть выше горловины свитера — маленькое красное пятнышко, осторожно коснулся его кончиками пальцев. Снова плойкой обожглась. Катюша всегда такая неаккуратная. То порежется, то обожжется. Сердце у него болезненно сжалось. Он еще раз посмотрел куда-то вперед, потом перевел взгляд на ее лицо.

— Крапи-и-вин, — смеясь, протянула она, стараясь сделать это как можно снисходительнее. Все ждала его певуче-иронического «Катри-и-ин», но так и не дождалась. Куда-то делось его умение тонко и незаметно поддеть ее.

Но смех оборвался, стоило Диме прижать ее к себе и поцеловать. Это было не горько, сухо, как должно быть при расставании. Было сладко и страстно. Больно. Дико, ужасно, невыразимо больно. А думала: выдержит. Теперь же уперлась в его крепкую грудь ладонями, оттолкнулась, но не оторвалась. Да и он не собирался отпускать. Прижал еще сильнее. Переместив руки, обхватил руками чуть ниже плеч и, сковывая любое движение, приподнял над полом.

— Пусти… — выдавила она.

— Катя, — бессмысленно позвал он. Понял вдруг, что толком ничего не сказал ей, хотя она права: он пришел не для того, чтобы поговорить с ней. Пришел он, чтобы только ее увидеть.

— Все! Отпусти меня, Крапивин! Дима пусти меня! — заорала она, стараясь выскользнуть из его рук. Но не могла. — Пусти… — бессильно захныкала. Слезы застилали глаза, и Димкино красивое лицо с точеными, аристократическими чертами лица, светлая рубашка и темный пиджак — то, что было у нее перед глазами, — превратились в одно сплошное мутное пятно.

Он отпустил, конечно. Едва почувствовав, что руки его ослабли, Катька отскочила от него как ошпаренная. Пошатнулась от головокружения. Диме даже показалось, что сейчас она упадет. А она отбежала подальше, встала за столиком у выхода на террасу, словно спряталась, воздвигнув между ними спасительную стену, и вскричала на выдохе, нервно одергивая кофту и поправляя волосы:

— А теперь уматывай, теперь исчезни из моей жизни, Крапивин! — На последних словах сорвалась с места и быстрым шагом покинула гостиную. В холле она уже бежала. По лестнице взлетела, перепрыгивая через одну ступеньку.

Дима поднял телефон, который так и валялся на полу, убрал в карман и тяжело двинулся следом. Но не за Катей, а прочь из этого дома.

— Дима! — позвала его Катя сверху, нависнув над перилами лестницы, окриком остановив почти у самой входной двери Дождалась, пока Крапивин поднимет взгляд, и швырнула ему в ноги антикварную куклу, его подарок. — Счастья тебе и семейного благополучия!

Час ночи. На столике около дивана чашка давно остывшего кофе. В голове рой мыслей. Крапивин не спал, даже не собирался и, когда увидел на дисплее телефона Катькин звонок, вздрогнул. Меньше всего ожидал от нее.

— Я понимаю, что для гостей время позднее, но, может быть, мне простительно? Пустишь?

— Ты где? — быстро спросил он и поднялся.

— Дверь открой.

Открыл. Пока Катя шла от ворот до входной двери, горел надеждой, что услышит от нее что-нибудь вразумительное. Но, увидев ее глаза и улыбку, понял: ничего такого она ему снова не скажет. Не для этого она к нему пришла.

Катя пересекла широкий холл, бросила взгляд на лестницу. Прошла в гостиную, остановилась у столика, почему-то не присев на диван, и взяла его чашку с кофе. Сделала несколько жадных глотков, оставив на белом фарфоре алую помаду.

— А чего это ты, Дмитрий, в такой час дам принимаешь? Не комильфо это. А как же жена?

Дима присел на подлокотник кресла, сцепил руки в замок и вздохнул, готовясь к представлению, которое вознамерилась устроить Шаурина.

— А может нет никакой жены? — Сделала еще один глоток и вернула чашку на стол. — Ты позволишь? Я на минуту. — Выходя из гостиной послала ему смеющийся взгляд.

Крапивин не сомневался: она пошла в спальню. Сцепив руки на груди, он еще раз вздохнул поглубже.

Вернулась Шаурина быстро, неся в руках баночку с кремом для лица. Ту, что сама оставила у него когда-то.

— Мда-а-а, Дима, — многозначительно протянула. — Я бы не только этот хлам выбросила, но и облицовку со стен содрала.

— Не сомневаюсь, — подтвердил он.

— Вкусно пахнет. Тебе нравился этот запах. — Открутила крышечку. Мазнула и растерла крем на тыльной стороне ладони. Вдохнула запах с руки и поставила баночку на столик рядом с чашкой.

— Зачем ты пришла? — Дима пересел на диван. По его губам пробежала легкая ирония.

Она подошла ближе. Картинно рисуясь, вытащила тонкую цепочку из выреза своей белой рубашки и зажала алыми губами. Уселась Крапивину на колени, пользуясь странной свободой, которую он давал. Разжала губы, позволив украшению снова занять свое место. С удовольствием почувствовала, как Дима весь напрягся, соскользнув взглядом с ее лица на грудь, которую легко просвечивала тонкая струящаяся ткань.