На краю неба (СИ) - Страница 55

— Ваня, мне трудно его сейчас видеть. Я не могу. Я поеду к тебе на свадьбу, только если Крапивина на ней не будет.

— Из-за ваших разборок ты хочешь на меня сейчас наплевать?

— Разборок? — переспросила и замолчала, убитая одним словом.

Она жизнь свою сознательную расчленила, собственными руками на куски порезала. От мужчины своего отказалась, оторвала его от себя — с чувствами, с мечтами, с кровью, потеряв часть себя. А для него это просто разборки…

— Что мне теперь Крапивина попросить, чтобы он не приезжал? — скрипя зубами спросил Иван.

— Попроси.

— Ты в своем уме?

— Вань, что с тобой происходит? Я не понимаю.

— А я кое-чего другого не понимаю. Поигрались и разбежались? Зачем тогда надо было начинать? Теперь никто нормально общаться не может. Ты мне заявляешь, что на свадьбу не хочешь ехать, от Димы я тоже до сих пор ничего внятного не услышал.

— Ну и правильно, что не услышал, нечего ему перед тобой отчитываться.

— Вот поедешь, будет повод встретиться, разберетесь между собой.

— Между нами и так все ясно, мы уже давно во всем разобрались.

— Ни хрена вы не разобрались.

— Я не поняла, — поразилась Катя, — ты так судьбу мою решил устроить? Чтобы я перед Димой посветилась? Может ты не в курсе, но нам такие случайные встречи не нужны. Он знает мой телефон, знает, где я живу. Крапивин знает, как меня найти, если ему захочется! Вы уже заколебали лезть к нам со своими советами!

— Кто — вы?

— Вы — все! — почти крикнула и замолчала, как потухла. Чувствовала, что вот-вот перейдет грань, и тогда ссора неизбежна. Не хотела ругаться с Ваней.

— Ладно, давай откровенно поговорим, раз начали, — подтолкнул ее продолжать.

— Мне иногда кажется, что вы не за нас переживаете, а за себя, — глухо и тяжело изрекла она.

— Что? — Ваня не верил своим ушам.

— За себя вы переживаете, а не за нас. Вам всем из-за нашего разрыва вдруг стало неловко и неудобно общаться. Тебе с Димой. Диминым родителям с нашими родителями. Даже Диминым родителям с самим Димой! Не оправдал, понимаете ли, сынок надежд — не породнился с Шауриными, как они рассчитывали! В этой ситуации нормальнее всех мы с Крапивиным в итоге оказались, потому что поддерживаем со всеми человеческие отношения! Бегаем между вами и всех успокаиваем. Со всеми стараемся общаться, чтобы вы по минимуму напрягались.

— Ты сейчас гонишь.

— Услышал для себя что-то неудобное и сразу передумал откровенно говорить? У тебя, Ванечка, была недавно проблема, ты Крапивину позвонил. И я знаю, что он тебе не отказал. И на свадьбу твою он точно приедет, потому что ты его друг. И он засунет свои переживания подальше, приедет и не будет жаловаться, что ему неловко. Его мать мне иногда звонит. Я с ней разговариваю. Вот что она мне звонит? О Димке хочет напомнить? Да я его и так в жизни не забуду! Поддержать хочет? Сына своего лучше поддержи, что ты мне звонишь! Она с ним так и не разговаривает, зато мне звонит! Но я все равно с ней беседую, и не делаю вид, что Димы Крапивина теперь не существует. Он существует и живет своей жизнью. Я тоже пытаюсь жить своей жизнью! Понимаю, почему он сомневался, когда у нас все закрутилось. Потому что знал, блин… если что не так пойдет, вы нас загрызете! А мы вас не спрашивали, когда стали встречаться, расстались — тоже не спрашивали, если снова захотим начать отношения — опять не будем никого спрашивать!

— Ваня, Ваня… — занервничала Алёна.

— Ты, по-моему, вместе с девственностью и мозги потеряла.

После этих слов наступила оглушающая тишина. Ваня ждал продолжения. Был уверен, что сестра скажет что-то острое и ударит в ответ, как умеет, а она лишь выдохнула с шипящим звуком, словно выпустила из себя воздух, оттолкнулась от стола и вышла.

— Шаурин, прости, но ты сейчас повел себя как идиот. Нельзя с ней так разговаривать, просто нельзя. Неужели это непонятно? — Алена пошла за Катей, которая уже стояла у двери и натягивала джинсовую куртку.

— Катюш…

— Я переживу, — быстро сказала Катя, — а ты из-за меня с мужем не ругайся. Пусть хоть у вас будет мир.

— Ты сейчас домой?

— Да. Хотела к матери, но поеду домой.

— Хорошо. Давай аккуратно.

— Постараюсь, — сухо попрощалась, чмокнула жену брата в щеку и вышла.

Вернулась домой в слезах. Прошла в темную спальню и легла на кровать.

Полтора месяца прошло, а легче не стало. Будто только вчера с Димкой расстались. Будто только вчера от него ушла. Устала от того, что кто-то постоянно пытался помочь, а выходило только хуже. Ваня ее сегодня совсем добил. Не поняла его упрямства, не поняла его грубости.

Полтора месяца чувствовала себя изуродованной и искалеченной. Разбитой, как та фарфоровая кукла. Наверное, в тот день она не куклу разбила, а убила себя. Пыталась жить и чувствовать. Всегда среди людей, но в одиночестве, на свету, но без света внутри, свободная, но в острой клетке. Все так же она куда-то торопилась, но двигалась теперь медленно и неуклюже, словно училась ходить по земле в полной темноте. Ощущала себя слепой, а все вокруг показывали какие-то картинки, заставляя смотреть и восхищаться тем, что она не видит. Не в состоянии разглядеть и оценить.

Лежала в темноте, не желая включать свет. Чем дольше она лежала, тем больше мокла подушка от слез и тем сильнее охватывала ее усталость. Рассудочная и мышечная. Апатия такая, когда уже не хочется ничего.

Воспоминания звучали в голове плачем и надрывными криками. Злыми словами, стонами, тихим шорохом… Скрипом шин, когда неслась к нему посреди ночи, чтобы бросить любовь ему в ноги. Не собиралась с ним откровенничать, не для этого шла, надеялась, что растопчет, уничтожит раз и навсегда, заставит себя ненавидеть.