На краю неба (СИ) - Страница 75

Когда переговоры закончились, а соглашение было подписано обеими сторонами, Крапивин подвел итог:

— В наших интересах найти проект, который в первую очередь способен дополнить и расширить наши запасы, и полагаем, что это месторождение — очень перспективный актив с реальным потенциалом. Он удовлетворяет нашим строгим критериям инвестиционного отбора. Кроме того, этот проект один из самых низких по уровню риска. Так что мы с нетерпением ждем возможности приступить к разработке этого месторождения в полном объеме.

Канадцы ушли, голова у Крапивина раскалывалась. Директор по развитию задержался в дверях кабинета.— По Французской Гвиане документы готовы.

Крапивин посмотрел на часы и вздохнул:

— Хорошо, давай посмотрим. Неси сюда.

Снова уселся в кресло. Пока ждал отчеты, выпил стакан прохладной воды. Стало легче, пульсирующая боль в висках чуть отступила. Откинулся на спину и прикрыл горящие веки — перед глазами снова Катькино мертвенно бледное лицо и посиневшие губы.

Не стал долго задерживаться, посмотрел только отчет о выполненных работах и выслушал комментарии подчиненного.

— На послезавтра всех собирай, на десять… нет, на девять утра. Сегодня меня не будет. А завтра Макаров вернется, проведем полноценное совещание.

Вышел из переговорной и, не заходя к себе, быстро пошел к лифту. Ступив в стальную кабину, понял, что забыл надеть пальто. Да и черт с ним. Так и выскочил на улицу, у входа уже ждала машина. В салоне стянул с себя галстук и бросил его на сиденье.

До клиники ехали долго. Диме так показалось. Медленно тянулось время, тянулись его мысли… нервы. Вот-вот что-то внутри лопнет. Хотелось подогнать водителя, но Крапивин молчал. Потому что знал: все это лишь его напряжение. Ехали они как обычно, на привычной скорости, по привычным и знакомым кварталам. Пиджак Крапивин тоже снял, но не потому, что в салоне было слишком жарко, нет, у него взмокла спина — от ожидания.

Без стука и предупреждения вошел в палату. Катя стояла у окна, лицом к двери — оно было заплаканное, но сухое, красноватое и без слез. Она улыбалась. Ему. От этой улыбки у Димы сжалось сердце. Он тяжело опустился на ближайший стул, как будто ноги его больше не держали.

— Доктор сказал не залеживаться. Сказал, что если я буду лучше себя чувствовать и найду в себе силы ходить, то надо ходить. Расхаживаться. И я решила попробовать.

Кто бы сомневался. Его Катенька такая нетерпеливая. Она точно не станет залеживаться, а нарушит все правила постельного режима.

Снова не знал, что говорить, а только протянул руку. Пронзила острая до боли мысль, что сейчас на ней должно быть свадебное платье, а не больничная сорочка.

Катя осторожно пошла навстречу и скоро взялась за его ладонь. Шагнула еще ближе, отпустила руку, стряхнула с волос капли воды, отвела их со лба.

— А чего это ты в одной рубашке бегаешь? Простудишься. Дождь же.

— Нет, тепло. Жара невозможная.

Она все улыбалась. И не ждала каких-то слов.

Минут пятнадцать до его прихода стояла у окна и смотрела на улицу. Крапал мелкий дождик. Люди ходили туда-сюда. Кто прятался под зонтом, кто втягивал голову поглубже в воротник. И только Крапивин, выскочив из машины, почти побежал по парковке в одной рубашке. Кате из окна был виден торец здания: Дима взбежал на крыльцо, прыгая через ступеньку

Глава 23

>На четвертый день Катерину выписали из больницы, на восьмой сняли швы. Физически она почти пришла в норму, но душа ее все еще обливалась слезами горя и отчаяния. Крапивину тоже было неспокойно. Он переживал. Катя была молчалива и подавлена, все больше спала и все меньше говорила. Да и не лез к ней особо с разговорами, боялся лишний раз сыпать соль на свежую рану. Внешне жизнь пошла обыденно, но внутренне каждый так и не нашел былого умиротворения.

Сегодня вернулся домой раньше и застал Катю в гостиной. Она сидела на диване, подтянув к себе колени и прижав маленькую подушку к лицу. Плакала.

Дима присел рядом и без слов стиснул ее трясущиеся плечи. Не глядя на него, Катя напряженно прижалась к его груди и заплакала сильнее. Наверное, не вернись он домой раньше, так и не увидел бы ее слез. Наверное, так и плакала бы она одиноко. В подушку.

Горько стало от этих мыслей. Словно им в подтверждение, Катькины тихие слезы перешли в громкие безудержные рыдания.

— Не будет теперь у тебя дочки… не будешь ты ее во французские кружева заворачивать, — выдавила, заикаясь.

Ванькины слова, брошенные в шутку, разъели всю душу. Она же представляла это! Даже поверила, что когда-нибудь так и будет! У них родится дочь, Дима станет прекрасным отцом, будет возиться с их девочкой, будет любить и заботиться о ней. Как ее собственный отец всегда заботится о них с Ваней.

— Катя, успокойся, — велел Крапивин, при этом понимая, как пусто и бездушно звучат его слова. Но что-то надо было говорить. Невыносимо видеть Катины страдания и, в очередной раз пропуская все через себя, чувствовать безысходность и отчаяние.

Он забрал подушку, которую судорожно стискивали ее руки. Будто в этом мягком комке было спасение. Забрал и прижал Катю к себе сильнее, забыв даже, что может сделать ей больно. Его сдержанная аккуратная забота кончилась. Его тихой спокойной силы не хватало, чтобы привести девочку в порядок.

— Дима, может, разойдемся? — вытолкнула из себя Катя между прерывистыми тяжелыми вздохами.

— Что? — переспросил, зная, что не ослышался.

— Я не хочу обременять тебя.