Он поднялся с кресла, но остался стоять у стола. Схватил чашку с кофе, быстро глотнул несколько раз, словно куда-то торопился. Дождавшись от Кати внушительной паузы, взял авторучку и подписал лежащие на столе бумажки. Те самые, кто Катерина принесла ему в кабинет. Брачный договор. С Филяевой.
Щелкнул авторучкой. Этот щелчок в убийственной тишине кабинета прозвучал как выстрел. В голову. У Кати от боли заломило виски.
Один быстрый четкий росчерк. И все. Все.
Больше не хотелось говорить. Ни говорить, ни слушать. Ни любить, ни встречаться. Ни страдать, ни мучиться, ни болеть. Ей больше ничего не хотелось
Глава 16
Крапивин решительно вошел в открытую дверь кабинета Агаты. Она столкнулась с его холодно пылающим взглядом и вздрогнула. Замерла, перестав суетливо складывать в коробку какие-то документы.
— Что-то ты задержалась. Я тебе еще пятнадцать минут назад сказал: чтобы духу твоего здесь не было. Или ты мое спокойствие принимаешь за слабость? Я таких глупых людей, как ты, еще в своей жизни не встречал. Ненавижу людскую глупость. Просто ненавижу.
— Уже ухожу, — быстро сказала и снова завозилась руками. Опустила глаза, боясь смотреть Дмитрию в лицо.
— Ужин со Смоленцевой — это уровень паршивых американских комедий. Было тупо, пошло и грязно, я уже это тебе говорил. Но. Никогда не замечал в твоем поведении каких-то признаков психического расстройства. Потому что только истинный самоубийца может думать, что после “>этого будет жить спокойно, долго и счастливо. — Поднес зажатый между двух пальцев брачный договор к ее лицу, держа его с таким пренебрежением, словно боялся испачкаться. — Или ты забыла, кто я? Забыла?
— Нет.
— А мне кажется, забыла. Стала вдруг беспечно самоуверенной. Знаешь, что меня бесит больше всего? — Бросил документы в урну, подождал, пока Агата посмотрит на него, и скривился, точно раскусил что-то горькое и неприятное. — Меня жутко раздражает, когда приходится опускаться до примитивного уровня, произнося вслух и так вполне очевидные вещи. Что со мной так вести себя нельзя. Что один звонок, и твоя жизнь превратится в ад. И это тебе не Катьке нервы мотать, проблемы у тебя будут покруче. Еще раз рот откроешь, и я заставлю тебя съесть эти бумажки, — с плохо спрятанной злостью закончил он и пошел к двери. На пороге замер, снова с досадой взглянув на бывшую любовницу: — Вот что за примитив, а? Почему люди не понимают хорошего отношения? Я нормально с тобой расстался. Я дал тебе возможность спокойно работать дальше. Что за тупизм? У Катьки-то, понятно, от ревности крышу снесло, а у тебя от чего? Ты меня никогда не любила.
— Ты и сам всегда презирал подобные страсти, — не очень смело, но все же ответила она.
— Не призирал. Просто никогда до нее такого не испытывал.
— В твоем лице я нажила себе кровного врага? Ты теперь будешь мне мстить?
Окинул ее презрительным взглядом:
— Я не привык пировать на падали. Катись уже отсюда к чертям собачьим.
Торопливо вышел из кабинета и вздохнул глубоко, но не свободно. После всего горло словно забило пылью.
Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Набрал номер Гергердта.
— Артём, давай пораньше встретимся, я уже освободился. Да, получилось раньше. Нет, могу сам к тебе заехать. Мне не трудно. Да, — засмеялся скупо, — можно сказать, по пути.
Ему было не по пути, но хотелось выйти на улицу. Уйти отсюда, двинуться и двигаться, только не сидеть на месте. Поэтому уже через полчаса сидел у Гергердта в клубе, пил с ним крепкий горький кофе и пытался поддерживать разговор.
— Правильно, а то побрякушек надарил, а шкатулку под побрякушки — нет. Ей понравится, не переживай. Женщины такое любят, чтобы была шкатулочка с замочком, а внутри секретик. Любят они такие штучки.
— Вот это я понимаю сервис. Как говорится, с доставкой на дом. — Гера сегодня был на удивление разговорчив.
— К особым клиентам — особенное отношение, — доброжелательно улыбнулся Крапивин.
— Чем же я могу отблагодарить тебя за такое отношение? — иронично рассыпался Артём в благодарностях.
— Кофе достаточно.
— В обед нужно не кофе пить, а обедать. Пойдем.
— Не хочу, — отказался Дима. — Только кофе.
— Димитрий, ну как так? — поддевал Гера. — Что ты упорствуешь? Прям как выпускница на выпускном, ей-богу.
— Артём, не до шуток.
Гергердт всерьез нахмурился:
— Буржуа, ты не здоров? Надо лечиться. Пойдем, говорю.
— Гера, ты как…
— Как кто?
— Как банный лист.
— Вот никогда не думал, что ты можешь так опошлить мои старания. Я ему про порыв души, а он мне про задницу.
— Потому что иногда жизнь — полная задница. И все, что ни делаешь — все в задницу.
— О-о-о, Димитрий, да вы точно температурите. Надо срочно принять жаропонижающее. Пойдем. Я приглашаю, — поспешил подняться с кресла.
— Меня поражает твоя настойчивость. — Крапивин тоже встал и поправил пиджак.
— Не удивляйся, я с корыстным интересом. — Упрямо подтолкнул Дмитрия к двери кабинета. — Во-первых, я голоден, а одному есть скучно. Во-вторых, у меня в ресторане новый шеф. Если скажешь, что он нам фуфло приготовил, уволю его к такой-то матери.
— Ладно, уговорил.
— Другой разговор, а то — не хочу, не буду.
— Исключительно затем, чтобы ты шефа своего не уволил просто так и к такой-то матери.
Мужчины поднялись на третий этаж. Для них приготовили прекрасный сет из шести блюд.
Крапивин выполнил свое обещание и честно высказал свое мнение: