На краю неба (СИ) - Страница 78

— Конечно. Кто ж со свободой без боя расстается? И потом, как ты думаешь это должно было произойти? Я не рассчитывал, что, вот, через два месяца я начну встречаться с Катей… или через месяц, через неделю, год… Это же чувства, импульс, порыв. Тут бесполезно что-то планировать. Особенно если сознательно даешь своей половинке остыть.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю о том, что мы не можем со стопроцентной уверенностью знать, что творится в голове у другого человека. Что он чувствует, как и насколько сильно. Кто-то молчит о чувствах, но тверд в них, как сталь. А есть люди, которые кричат о большой любви, но эти слова ничего не значат. А я не знал, что для тебя значу. Мог только догадываться. Но что это? Увлечение? Влюбленность? Все это пройдет, развеется. Может это глупо звучит, но я заботился всегда только о тебе, о твоих чувствах. Ты единственная, о чьих чувствах я заботился. Хотя мог сразу надавить на тебя и сделать, как мне надо. Мне этого очень хотелось, но нас связывают слишком много внешних факторов, чтобы позволять себе такое. Катенька моя, ты заслуживаешь того, чтобы у тебя был выбор. Я хотел, чтобы ты сделала его сама. — Хорошо, что она слушала его молча и не перебивала, он говорил спокойно, мягко, слова давались ему легко. Не знал даже, почему снова вернулся в те времена, к самому началу их отношений. Наверное, не все сказал, раз вернулся.

— Крапивин, нет у меня никакого выбора и никогда не было. Я в тебя влюблена по уши с самого детства. Мне не дали никакого выбора. Ты меня чуть не угробил своей тягомотиной.

— Ага, влюбленная по уши, но хочешь уйти и все у меня отнять. Я говорил тебе о том, что было раньше. Сейчас все изменилось. У меня есть ты, и есть новые стремления. Я живу по-другому, думаю по-другому, действую по-другому. И мне это нравится. Я счастлив. Ты для меня все — я живу и болею только тобой.

— Так, по-моему, ты пытаешься на меня хорошенько надавать, — улыбнулась Катя.

— Конечно. Чтобы ты поняла, что значишь в моей жизни. Но если тебя не будет, у меня не будет этих стремлений и намерений. Все станет как раньше. Я снова буду жить как раньше. Не буду никого искать. У меня не будет никакой единственной женщины. Поэтому, да, сейчас у тебя уже нет выбора. Никакого. Только со мной.

— И ты даже не злишься на мои слова?

— Нет.

— А раньше бы злился. Сказал, какая я сволочь, что бросаюсь словами и разбрасываюсь отношениями.

— Раньше ты капризничала, а сейчас болеешь. Да и я не в том уже состоянии…

— А в каком ты состоянии?

— В самом опасном, — улыбнулся Дима.

— В каком?

— В том слепом состоянии, когда своей любимой девочке можно простить все. Все на свете. Любые слова и любые поступки.

— Если я умру, ты больше не женишься?

— Вот дура, — вздохнул он.

— Ну, скажи! Мне надо знать!

— Нет, никогда не женюсь.

— Слава богу. Ты только мой. Мне принадлежишь. Я тебя и с того света достану.

— Давай раньше поженимся? Зачем ждать.

Катя засомневалась, задумалась:

— Когда?

— Да хоть завтра. Хоть через неделю.

— Ой, Крапивин, ты и правда сильно меня любишь, раз готов на все наплевать.

— Сильно. Очень сильно. Даже больше, чем себя.— Это показатель, — развеселилась Катерина.

— Конечно. Ну? — поторопил с ответом.

— Нет, Дим, давай сделаем, как запланировали. Не потому, что сомневаюсь или тяну время. Не хочу я счастье мешать с горем, невкусно получается. Зачем нам спешить? Куда?

— Хорошо. Слышишь? — чуть сжал ее плечи, как будто возвращая к какой-то своей мысли. — Поэтому ты не можешь меня предать, ты не должна предать меня, мои чувства, мое к тебе доверие. Поняла? Только попробуй меня предать. Я могу простить тебе все, что угодно, но ты не должна меня предать.

Глава 24

— Уже уходишь? — спросила Катя, чувствуя на губах мягкий поцелуй.

— Собираюсь.

— Как жалко, что утро уже наступило. Я так мечтаю, чтобы ты поскорее закончил свои дела и мы вернулись в Копенгаген. Там мы проводили вдвоем больше времени, а здесь ты с головой в работе, — пожаловалась она, потому что сейчас труднее всего давалось именно одиночество. И искать себе какое-то занятие бесполезно, вот-вот они с Димой вернутся в Данию.

— Скоро, — отделался Крапивин коротким общением. — Как спалось?

— Хорошо. — Катя потянулась и вздохнула. — Просто замечательно.

Боялась заснуть и увидеть кошмар, но ночь пролетела быстро. Кажется, ничего и не снилось. Вчерашний разговор подействовал благостно, на душе теперь царило спокойствие, мысли обо всем произошедшем не вызывали приступы удушья.

— Поднимайся, соня.

— Куда?

— Со мной поедешь.

— Куда? — переспросила Катерина, лениво переворачиваясь на бок.

— В офис.

— С какой стати? Что я там буду делать?

— А что ты дома делала все это время?

— В подушку ныла.

— Теперь не будешь. Я у тебя вчера подушку отобрал.

Катя нахмурилась. Что это Крапивин придумал? Настроение у нее, конечно, улучшилось, но не до такой степени, чтобы тащиться куда-то с утра пораньше.

— Дима, я не пошутила. Я никуда не хочу ехать. Я не очень хорошо себя чувствую, и у меня нет желания тащиться куда-то в такую рань. Иди. Я буду ждать тебя дома.

— Вообще-то, это не предложение, это приказ.

— Секретарше своей будешь приказывать, — проворчала Катерина.

— Это именно тот ответ, который я от тебя ожидал. Вот это моя Катрин. Моя любимая, драгоценная Катрин. Моя непокорная, зубастая Катрин, — улыбнулся, ловко завязывая галстук.